«Булгакиада» нашего края

Материал из Викиэнциклопедия Московской областей


<ul><li>Свойство «Источник» имеет особое назначение, и его значение не может устанавливаться в семантической аннотации.</li> <!--br--><li>Свойство «Заголовок» имеет особое назначение, и его значение не может устанавливаться в семантической аннотации.</li></ul>

24.09.2014, Пушкино

F05db9c6a4fcb89d6ecdefb1f37295a4.jpeg

 

 

Ранней весной этого года исполнилось ровно 90 лет (1924 г.), как в гости к К.Г. Паустовскому в Пушкино приезжал М.А. Булгаков, работавший в то время над романом «Белая гвардия». «…Ему для одной из глав романа нужно было обязательно посмотреть снежные «шапки» – те маленькие сугробы снега, что за долгую зиму накапливаются на крышах, заборах и толстых ветках деревьев. Весь день Булгаков бродил по пустынному в тот год Пушкину, долго стоял, смотрел, запахнув старую облезлую доху, – высокий, худой, печальный, с внимательными серыми глазами. «Хорошо! – говорил он. – Вот это мне и нужно. В этих «шапках» как будто собрана вся зимняя тишина», – вспоминал впоследствии К.Г. Паустовский. Так что описание сугробов в «Белой гвардии» взято из пушкинских впечатлений!

Пушкино Булгаков вспомнил и при написании романа «Мастер и Маргарита», когда описывал таинственное исчезновение директора варьете Степана Лиходеева. Вспомним эту булгаковскую интригу: финдиректор варьете Римский и администратор Варенуха вдруг стали получать телеграммы из Ялты с просьбой опознать личность Лиходеева. А ещё утром Римский говорил с ним по телефону. Постепенно они догадываются: «…в Пушкино открылась чебуречная «Ялта»! Всё понятно. Поехал туда, напился и теперь оттуда телеграфирует!» В книге по краеведению «Пушкино в большой литературе» (М., 1993 г.) находим, что прототипом «чебуречной» послужило существующее в действительности кафе «Грибок». И утверждается, что Булгаков заходил туда во время приезда в Пушкино… Но теперешние краеведы усомнились в этом факте, так как привокзальная столовка «Грибок» была построена значительно позже описанных Булгаковым событий, где-то в середине 1930-х годов для строителей учинской плотины. Так что краеведческие поиски булгаковской «Ялты» продолжаются! Возможно, кто-то из читателей сможет поделиться своими воспоминаниями о столовке «Грибок», что находилась в Пушкино? Это бы стало неоценимым вкладом в «Булгакиаду» нашего края!

Булгакова какая-то необъяснимая сила тянула в наши края, на северо-восток от Москвы. Владимир Муравьёв в своей книге «Святая дорога» приводит такой эпизод из жизни писателя: «К воздействию мистической ауры Мещанской следует отнести ещё два эпизода литературного характера. Первый связан с самым мистическим произведением советской литературы романом Михаила Афанасьевича Булгакова "Мастер и Маргарита". Все помнят ключевую, задающую тон роману сцену первого появления на его страницах Маргариты – в весенний день с букетом жёлтых цветов. Эти цветы – самая яркая цветовая деталь в романе и поэтому, естественно, останавливает на себе внимание даже рассеянного читателя. Жёлтые цветы в руках Маргариты предстали перед Булгаковым на 1-й Мещанской весной 1930 или 1931 года. Маргарита Петровна Смирнова – жена высокопоставленного советского чиновника, комиссара-инспектора железных дорог РСФСР – молодая, красивая, хорошо и со вкусом одетая, приехав в город с дачи, где оставались дети под присмотром домработницы, а муж находился в командировке, шла по улице с жёлтыми весенними цветами в руках, ощущая приятное чувство свободы и радуясь тому, что никуда не нужно торопиться. Её нагнал мужчина небольшого роста, некоторое время шёл за ней, затем остановился и, как пишет она в воспоминаниях, попросил "минуту помедлить, чтобы можно было представиться. Снял головной убор, очень почтительно, свободно поклонился, сказал: "Михаил Булгаков". Они пошли рядом, завязался разговор о Льве Толстом (Булгаков в это время работал над инсценировкой "Войны и мира"), о жизни Толстого в семье, не понимавшей его, вспомнили Кавказ, где, как оказалось, Маргарита Петровна и Булгаков жили в одно время, и Булгаков сказал, что он видел её тогда один раз – и запомнил. На высказанное ею сомнение, "он, – пишет М.П. Смирнова, – очень серьёзно посмотрел мне в глаза, без тени улыбки. Приблизил своё лицо и сказал почти шёпотом: "Маргарита Петровна! А вы что, не знаете, что вас нельзя было не запомнить!" Разговор переходил с одной темы на другую. "Беседа наша, – продолжает Маргарита Петровна, – была необычайно занимательна, откровенна. Мы никак не могли наговориться. Несколько раз я пыталась проститься с ним, но снова возникали какие-то вопросы, снова начинали говорить, спорить и, увлекаясь разговором, проходили мимо переулка, куда надо было свернуть к моему дому (дом М.П. Смирновой находился в районе Сретинки на 3-й Мещанской; снесён при строительстве Олимпийского центра. – В.М.), и так незаметно, шаг за шагом, оказывались у Ржевского вокзала. Поворачивали обратно на 1-ю Мещанскую, и снова никак нельзя было расстаться у переулка, незаметно доходили до Колхозной (тогда Сухаревской. – В.М.) площади. Этот путь от вокзала до площади мы проходили несколько раз..." И ещё одну деталь их разговора вспоминает она. "В самый разгар весёлой беседы он вдруг спросил, почему у меня печальные глаза? Пришлось рассказать, что с мужем у меня мало общего, что мне скучно в его окружении, с его товарищами. Даже в его весьма шумном окружении чувствую себя одинокой. Жизнь складывалась трудно, и с мужем (было) не просто скучно, а тяжело. Михаил Афанасьевич очень внимательно и как-то бережно слушал меня". Наконец Маргарита Петровна, простившись и не разрешив идти за ней, перешла на другую сторону улицы, зашла за дом и вошла в него с чёрного хода, полагая, что так он не сможет определить, в какой квартире она живёт. Правда, условились встретиться через неделю. Из окна Маргарита Петровна увидела, что Булгаков прохаживается по переулку. "Но на окна он не смотрел, задумчиво ходил, опустив голову. Потом почти остановился, поднял голову, смотрел высоко вдаль и опять медленно пошёл вдоль переулка". Много лет спустя, прочитав описание дома Маргариты в романе, она отметила точное сходство: "В калитку видно было всё то, что описано на стр. 86 кн. I: "Маленький домик в садике... ведущем от калитки... Напротив под забором сирень, липа, клён..." Была и аллейка тополей от калитки и в глубине большой серебристый тополь". Булгаков, не дождавшись назначенного дня встречи, приходил к дому Маргариты Петровны, о чём ей рассказала соседка: "Сидим во дворе на скамейке; приходил какой-то гражданин, не очень высокий, хорошо одет; ходил по двору, смотрел на окна, на подвал. Потом подошёл к сидящим на скамейке, спросил – живёт ли в этом доме такая высокая, молодая, красивая? Мы говорим, смеясь: "А кого вам надо? Хозяйку или домработницу? Они у нас обе молодые и обе красивые. Только их нет, на даче они". Маргарита Петровна ещё несколько раз встречалась с Булгаковым, всё более и более подпадая под его обаяние. "Под впечатлением этой встречи, – пишет она, – я ходила несколько дней, как в тумане, ни о чём другом не могла думать. Настолько необычно было наше знакомство, настолько оно захватило нас с первых минут – трудно рассказать. Это было, как он выразился, какое-то наваждение. Вот и сейчас, прошло уже много лет, я не могу без волнения вспомнить о том дне. А тогда я места себе не находила, всё думала, что же будет дальше?.." Маргарита Петровна не решилась изменить свою жизнь и настояла на том, чтобы они расстались, пока она ещё была, как призналась, "в силах справиться с собой". Прощаясь, Булгаков сказал: «Маргарита Петровна, если вы когда-нибудь захотите меня увидеть, вы меня всегда найдете. Запомните только – Михаил Булгаков. А я вас никогда не смогу забыть». "Он остался на другом тротуаре, – пишет Маргарита Петровна. – Перейдя дорогу, я оглянулась. И последнее, что запомнила, – это протянутые ко мне руки. Как будто он меня звал, ждал, что я сейчас вернусь к нему. И такое скорбное, обиженное лицо! Смотрит и всё что-то говорит, говорит... И эти руки за решёткой, протянутые ко мне..." Она нашла в романе описание их прощания. "Всё было так, как написал он на стр. 94 кн. II; только не Маргарита с Воландом, а он так прощался со мной". В своём утверждении Маргарита Петровна права: она понимала законы художественного творчества».

Невероятно, но тайная жизнь романа «Мастер и Маргарита» продолжала быть связанной с северо-востоком Москвы! На Ростокинской улице, в музее школы № 1499 хранится толстая папка с именем учительницы: «Надежда Афанасьевна Земская», а это родная младшая сестра Михаила Булгакова. Семья Земских, после ареста главы семьи в начале 1930-х годов, переселилась в барак в городке Моссовета, что располагался на северо-востоке Москвы. Именно здесь два года пролежали запертыми в «булгаковский» шкаф машинописные страницы текста «Мастера и Маргариты» (и даже в 1941 году, когда семья была в эвакуации). В 1960-е годы, когда Булгакова стали публиковать, только тогда Надежда Афанасьевна стала выступать с воспоминаниями о брате и его романе!

И ещё, в продолжение нашей «Булгакиады» Владимир Яковлевич Лакшин (6 мая 1933, Москва – 26 июля 1993, там же), известный автор статей по советской, зарубежной и русской классической литературе в своём сборнике рецензий «Булгакиада» в заметке «Письмо из Подмосковья» пишет о полученном им письме, в котором говорилось: «…Я не буду уже знать, получили ли Вы, принадлежащее Вам (бандероль будет отправлена после меня), но если даже и нет, то всё же мне легче думать об адресате неведомом, чем заведомо недостойном. Эту книгу (речь идёт о романе «Мастер и Маргарита» М. Булгакова) мне некому оставить («После тяжёлой и продолжительной…»). Распорядитесь ею Вы, по своему усмотрению. Говорят: книга – друг. Пусть так. Но для меня книга была чем-то большим. Мне книга приносила ту радость духовного единения, какую мы так тщетно стремимся получить в общении с людьми. С книгой мы до конца понимаем друг друга. Здесь гармония. Здесь восторг. Здесь что-то от кирилловских «пяти секунд»… есть любимые писатели, любимые вещи, места… и часто возвращалась я к ним, к этому спокойному и привычному миру. Но вот – Булгаков, и всё отодвинуто. Не вам мне рассказывать о действии на нас этой книги, но я хочу сказать: разве можно остаться равнодушным, разве можно без слёз слушать: «…Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший». Или: «…он отдался с лёгким сердцем в руки смерти, зная, что только она успокоит его…» Или: «Навсегда!.. Это надо осмыслить…» Так ведь это что же, это же тёплое, живое сердце бьётся в ваших руках! Да… Это надо осмыслить… А слова, что слова? Только пылкое наше воображение доскажет нам их. Не в том дело, что даже сам сатана предстал пред нами добрым гением. Дело в бездомновском «караул!» Людей ведь не убеждают ни слова, ни страдания человека… В тебе, может быть, бомба отчаяния разорвалась, а люди скажут: пьяный, что ли… Не знаю, но для меня этот «караул!» достоин «кисти винограда» у Достоевского… Беспокою Вас последний раз. Желаю Вам ещё долгие годы…» Письмо заключали несколько добрых слов, обращённых ко мне лично, и подпись стояла «Е.С.» и дата: 15.XI-69 г. Я вспомнил, что однажды уже получал письмо от этой женщины по поводу какой-то журнальной драки, в которой мне пришлось участвовать. Это была фельдшерица районной поликлиники из подмосковного городка Калининграда (ныне г. Королёв) Е.С. Вертоградова. Посмотрел ещё раз на дату – 15 ноября, а на дворе был конец декабря. Стало быть, бандероль с письмом ждала где-то, пока её не стало. Тот, кому она доверяла, выполнил её последнюю волю, и я получил подарок с того света. Не знаю и, наверное, не узнаю теперь никогда, какую жизнь прожила эта женщина, сколько ей было лет, от чего она умерла…»

Да, Владимир Лакшин уже никогда не сможет найти ответы на эти вопросы, он умер в 1993 году, похоронен на Новодевичьем кладбище. А вот нашим краеведам это под силу. Уверен: есть еще люди, хорошо знавшие фельдшерицу Е.С. Вертоградову. Напишите в нашу газету, и ваши воспоминания появятся в печати, пополнив мистическое продолжение истории романа «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова!

В. ПАРАМОНОВ,

 

член Союза краеведов России.